Сегодня мир задается рядом непростых вопросов, один из которых - как пандемия коронавируса изменит наши жизни и привычный быт. В рамках рубрики «Семиотика ГАУГН» ученые с мировыми именами говорят о будущем видении планеты. Своими мыслями о филологических науках и неопределенности поделился заслуженный профессор семиотики и риторики университета Льежа, действительный член Королевской академии наук Бельгии Жан-Мари Клинкенберг.
Одно из самых заметных последствий сегодняшней мировой ситуации - это обильное и беспорядочное производство (хочется сказать вирусное, но это слишком явная метафора) всяческих речей. Каждый гражданин постоянно находится перед телеэкраном в ожидании новой, все более обильной информации: мы видим, как «взрывается» количество постов в социальных сетях, как кризис расширяет читательскую аудиторию интернет-изданий и увеличивает число электронных подписок…
Этот взрыв - настоящий вызов наукам, изучающим дискурс: семиотике, риторике, лингвистике.
По-видимому, все эти дисциплины обладают достаточным инструментарием, чтобы анализировать новый предмет исследования. Несомненно, они способны адекватно описать функционирование каждого из типов дискурса, который мы сейчас слышим: научный, политический, медийный, бытовой. Анализ каждой из этих дискурсивных вселенных, который будут завтра проводить студенты и ученые, конечно же, покажет, что каждый из дискурсов подчиняется хорошо известным правилам. Вопреки общепринятому мнению, риторика научных дебатов по поводу коронавируса строится в соответствии с проверенным протоколом : гипотеза, сбор данных, метод анализа, выводы, передача результатов научному сообществу в форме публикаций, прошедших экспертную оценку. Все стараются облечь свои диалектические построения в форму синтеза, а реальные противоречия касаются только тех вопросов, которые еще не достигли стадии обобщения: длительность приобретенного иммунитета, связь между лишним весом и риском смертности от вируса, возможная роль интерферонов в ходе лечения и т.п.
Все подчиняется одной цели - видимости нейтральной объективной позиции. Даже дискуссии между специалистами по использованию хлорохина также строятся по этой схеме… Что касается политического дискурса - в лице правительства, организаций работодателей, ассоциаций потребителей или профсоюзов, - то и он в своих запросах и решениях опирается на классические образы и рассуждения, а в результате Слово оказывает непосредственное влияние на нашу жизнь. Возможно, однажды мы сможем отдать себе отчет, насколько привлечение метафоры «войны», то есть вируса как невидимого затаившегося врага, позволило предложить и принять меры социальной поддержки, которые мы и представить не могли в мирное время.
Дискурс медийный тоже не забывает о метафорах, сопоставляя свидетельства и экспертизу, но при этом не претендует на общие выводы. Дискурс социальных медиа остается верным своей первоначальной модели: парцелляризация, разрыв, распад, рассеяние, выделение сиюминутного и индивидуального, ограничение консенсуса микроскопическим сообществом, свобода страстей.
Итак, каждый дискурс строится в соответствии со своей идеальной моделью. Следует ли из этого, что, несмотря на видимость новизны, теперешнее словесное изобилие совсем не удивительно? И что весь тот переполох, который мы сейчас наблюдаем, скоро станет обыденным и домашним?
Сделать такой поспешный вывод означало бы упустить из виду знакомую исследователям языка и дискурса процедуру. Достоверность анализа, которому он подвергает каждый из четырех слоев дискурса, обусловлена тем фактом, что все слои рассматриваются отдельно, как это сделал бы химик с каждой из изучаемых в его лаборатории субстанций. Данный прием разделения сложного на простые элементы соответстветствует постулату Декарта : « Разделите каждую из трудных задач, которую хотите рассмотреть, на максимально возможное количество частей, которые потребуются для наилучшего решения ». С давних пор он лежит в основе точных наук, а также прочно утвердился в системе наук гуманитарных благодаря принципам структурализма. Именно поэтому аналитик может использовать свои излюбленные приемы.
Однако возникает новая проблема : когда мы доброжелательно изучаем дискурс, убрав все острые углы путем разделения на мелкие составляющие, не означает ли это, что мы убегаем от нынешней сложности? Не упускаем ли мы таким образом новизну некоего коллективного голоса, который раздается повсюду? Ведь если каждый из подвидов дискурса обнадеживает нас своей связностью, то новое для нас - само наложение дискурсов друг на друга и их взаимопроникновение.
Например, мы видим, что социальные сети породили множество так называемых вирусологов по призванию, люди делятся друг с другом только что приобретенными знаниями в области эпидемиологии и инфекций. Мы наблюдаем, как мир социальных сетей пользуется результатами научных дискуссий, но берет из них только соревновательную часть, чтобы превратить ее в войну «за» и «против». Мы видим, что дискурс политический делает научный дискурс своим инструментом, привлекая для этого высказывания отдельных ученых, и при этом оставляет в них лишь две составляющие: во-первых, функцию говорить правду, а во-вторых, авторитетный образ, который они помогают создавать. И наоборот, мы можем видеть, как ученый избавляется от своего традиционного статуса, чтобы предстать в социальных сетях в обличье эксперта. И мы понимаем, что давление журналистов требует определенных ответов от тех, кто привык ставить вопросы.
И хотя порой раздаются мнения о разорванности сегодняшнего дискурса, речь идет скорее о его мобильности и запутанности. Разумеется, так бывало и раньше: политики приглашали экспертов, а журналисты тиражировали слова и тех и других. Новое в данной ситуации - лишь степень важности такого смешения в нескончаемом потоке речей.
Эта новая данность имеет социальные последствия огромной важности, и они коснутся каждого из нас. Мы сегодня живем с чувством неуверенности во всем: в здоровье нас самих и наших близких, в способе заработать на будущее завтра, воспитать детей и снова свободно выходить на улицу. К этому добавляется еще новая неуверенность, вызванная полифонией (или какофонией) речей, которые мы слышим. Поэтому сегодняшний человек ковидный (homo covidiensis) страдает не от отсутствия смысла, а от гипертрофии чувств. Пространство переполнено разнонаправленными дискурсами. По словам испанского семиотика Хосе Марии Пас Гаго, мы все являемся свидетелями настоящей коммуникационной пандемии, в которой «вирус - это послание». Если нам чего-то и недостает, так только ориентиров, которые позволили бы разобраться в собственных мыслях. Поэтому мы оказываемся в парадоксальной ситуации: невозможность сказать что-то конкретное толкает нас к бесконечному говорению как таковому.
Осознать семиотический беспорядок настоящего времени означает взять на себя ответственность за весь этот снежный ком дискурсов, которые в обычное время просто соседствуют друг с другом. Но чтобы справиться с этой задачей, обычных описательных приемов, которыми пользуются лингвисты, оказывается недостаточно. Они эффективны в случае анализа отдельных и оторванных от контекста сюжетов, но оказываются бессильными описать полифонию.
Говорят, что сегодняшние события на многое заставляют посмотреть по-другому. Это верно с двух точек зрения. С одной стороны, они указали нам на нестабильность и уязвимость мира, который сглаженный дискурс представлял последовательным. События живо показали нам, что отраслевые виды дискурса - политического, журналистского, юридического, юмористического, социологического - играют только одну роль: по факту придать нашему миру связность и понятность, упорядочить в линейных рассказах весь рой реальных событий. И это обнародование неизбежной провинциальности отраслевых дискурсов вызывает в нас чувства разочарования и беспокойства. С другой стороны, если позволительно сравнивать малое с великим, филологические науки сами помогли подобному сглаживанию дискурса: чтобы обеспечить собственную устойчивость, они обошли своим вниманием сложность и неоднородность.
Вне всякого сомнения, момент истины настал. И филологическим наукам понадобятся средства, чтобы понять очевидную семиотическую нестабильность и сделать ее предметом своего исследования. Им придется разработать новые методы анализа, которые позволили бы показать, как различные семейства дискурсов встраиваются друг в друга сегодня, какие метаморфозы случаются с ними в процессе встраивания (потому что мутируют не только вирусы). Они будут вынуждены изучать эту запутанность, наблюдать за ее модальностями, объяснять ее эффекты и социальные функции. Филологическим наукам нужно будет найти способ, как нам теперь разговаривать с людьми на улице, как давать им рекомендации, в которых они нуждаются, чтобы ориентироваться в речевых дебрях (потому что необходимые всем защитные средства это не только маски и перчатки).
В тот момент, когда мы как никогда нуждаемся в обретении смысла, науки о смысле и о языке несут особую ответственность, от которой они не могут отказаться.
Интервью и перевод: Инна Меркулова.
Читать также
